Год назад. Воскресенье. За окном мартовский час, когда день сиренево переливается в вечер. Мы в гостях у Бекмана. В первый раз топим новый камин, пьем чай за круглым столом, размешивая сахар потемневшими серебряными ложечками. На ложечках фамильные вензеля, на скатерти кисти, вокруг в прекрасном беспорядке книги, картины, приборы какие-то загадочные (огромная непонятная штуковина, оказывается – компас и почему-то с ударением на втором слоге). На полу настоящая медвежья шкура, от которой окончательно ошалели ребенок и пес – Бек, беззаветный друг и просто любимый и единственный домочадец.

Десятки пожелтевших от времени великолепных фотографий. От этого не оторваться. Какие необыкновенно красивые люди! Конечно, именно такие, совсем непохожие на нас нынешних и должны были жить среди этих необыкновенных вещей. Эта красавица со взглядом и улыбкой Веры Холодной и королевской осанкой – Нина Александровна! – разливала чай за этим круглым столом в тонкие фарфоровые чашки. А в этом кресле сидел тот блестящий морской офицер, гордую осанку которого не сломали ни время, ни Соловки. И понимаешь вдруг, что мы в гостях не у Бекмана, мы пришли к Бекманам. И слушать готовы бесконечно хозяина, перебирающего дорогие фотографии. Дед, мать, отец, лагерный фотограф, адмирал Исаков. А вот и он – сначала Андрюша, пятилетний с блестящими серьезными глазами рядом с отцом или со смеющейся красавицей-матерью. Потом – зима, и елки в снегу, и он, шестнадцатилетний, с родителями на лыжах в белом свитере. Скоро вернуться домой из замерзших елок и будут пить горячий терпкий чай за этим столом… И двадцатилетний Андрей Бекман… Высок, статен и несказанно красив. Умен, и хулиганист, и душа компании. Это сколько же было разбито девичьих сердец! А это уже Рига, море, яхты, мальчишки… И во взгляде что-то горькое уже.

Он так счастлив в этот вечер. Он так рад, что наконец-то принимает гостей в любимом родительском доме. Что гостям здесь ужасно нравиться (и обои нравятся – сам выбирал, а над столом надо повесить старый абажур – или новый светильник? Нет-нет, непременно абажур, ведь только при его таком забытом освещении можно будет вести самые те разговоры, и строить планы, и решать проблемы, коих у нас – выше головы. Но главное – камин уже построили, и Интернет наш уже работает. Так что… И как здорово будет в мае, когда пойдут дожди, и отключат отопление, и всюду будет сыро. А мы здесь будем часто-часто топить камин, и нам будет тепло.

А нам и было тепло рядом с ним. Всегда. Он, видимо, и не знал. Мы никогда об этом не говорили. Он ушел как-то очень вдруг. И там, где нет его теперь рядом с нами в этой жизни, такой сквозняк… Остались только старые фотографии.

Лариса Хенинен
1999 год